«Сухой закон» в России в воспоминаниях современников. 1914-1918 гг. - Сергей Алексеевич Сафронов

в том, что рабочие разных фабрик в тех же районах, что и накануне (в Хамовниках и Замоскворечьи), собрались в толпы и стали ходить по фабрикам и другим промышленным предприятиям, разыскивая немцев, арестовывая их и доставляя в участок. Так, толпой были арестованы эльзасцы на фабрике Даниловской мануфактуре. Несколько частных квартир подверглись разгрому. Уже в 8 часу утра полицмейстер Н.А. Миткевич-Жолток по телефону сообщил в градоначальство для доклада А.А. Адрианову о возобновившихся беспорядках и просил о высылке ему арестантской кареты. В ней задержанные толпой эльзасцы «для ограждения их от насилий» были отправлены в пересыльную тюрьму. В Хамовниках владелец мыловаренного завода рижский немец Пуль был арестован толпой и привезен в участок на полке. Туда же были отправлены помощником пристава Евреиновым еще восемь человек, задержанных толпой.

В сложившихся условиях многие проживавшие на фабриках немцы поспешили скрыться или, как, например, заведующий Даниловской камвольной прядильней Бигман, добровольно явиться в участок. Утром же собравшимся рабочим фабрики Гюбнера было объявлено, что распоряжением градоначальника с фабрики удалены К. Шварц и 11 эльзасцев, поименованных в петиции, поданной ими 26 мая фабричной инспекции. Часть рабочих этим удовлетворилась, а прочие стали требовать удаления с фабрики всех немцев. Посетив Прохоровскую мануфактуру, генерал А.А. Адрианов застал там толпу рабочих с флагами и царским портретом, тоже собиравшуюся пройти манифестацией по городу. Что касается распоряжений по полиции на случай перенесения беспорядков в центр города, то когда пристав 1-й городской части И.И. Добровольский утром 28 мая запросил градоначальство, как поступить при появлении манифестантов в его районе, исполняющий обязанности помощника градоначальника А.Н. Севенард разъяснил, что «не следует допускать беспорядков и погромов, но если толпа примет угрожающее положение, то нужно отступать, так как с имеющимся составом полиции безрассудно пытаться дать отпор многочисленной толпе, надвигающейся со всех сторон»[534].

В этот же день 27 мая 1915 г. министр внутренних дел Н.А. Маклаков вошел с представлением «Об утверждении трезвости среди населения» в Совет министров. «Воспоследовавшее в связи с войной прекращение продажи спиртных напитков, – указал он, – выдвинуло на первый план вопрос о наиболее разумном использовании населением досуга и о принятии мер к искоренению все более увеличивающейся среди населения пагубной привычки к замене вина денатуратом и другими, не только вредными для здоровья, но и опасными для жизни суррогатами спирта. Скорейшее осуществление подобного рода мероприятий с каждым днем становится более настоятельным, и сознание этой настоятельности проникает в среду местных общественных учреждений, находя в себе отражение в ряде постановлений земских собраний и городских дум. Признавая за этими мероприятиями особое значение, невзирая на затраты, связанные с проведением таковых мер и особенно ощутительные при условиях переживаемого военного времени, дают широкую постановку сему важному делу. Так, Полтавское губернское земство одобрило предположение об устройстве на всей территории губернии 300 народных домов простейшего типа, причем стоимость каждого дома определило не свыше 5 000 руб.; расходы на постройку таких домов… подлежат распределению между казной и земскими учреждениями. До осуществления же намеченной меры Полтавским земством внесено в смету 15 000 руб. для выдачи из сего фонда пособий уездным земствам на наем временных помещений в селениях под Народные дома. На тот же путь стало и Петроградское городское общественное управление, имеющее в виду открыть в ближайшем будущем в различных частях Петрограда 20 народных домов»[535].

Н.А. Маклаков призвал правительство не оставаться равнодушным к данным процессам, выработать ряд мер, которые бы обеспечили населению проведение разумного досуга. Для решения этой задачи он предлагал создавать Народные дома, где наряду с просветительскими аспектами, осуществлялись бы «бытовые особенности жизни населения». На первом месте в таком Народном доме должна была находиться читальня, для которой нужно было разработать типовой каталог газет, журналов и брошюр («из числа разрешенных»). При этом нужно учитывать местные особенности: там, где развито скотоводство или кустарная промышленность, там необходимо подбирать литературу по данным отраслям экономики. В помещениях читален можно было также заниматься хоровым пением, демонстрировать фильмы. Второй по значимости частью Народных домов должны были стать чайные или чайно-столовые, а также помещения для ночлега, кормежки лошадей и справочные. Далее Н.А. Маклаков призвал подвергнуть свои предложения: «всестороннему обсуждению в Особом совещании заинтересованных учреждении и сведущих лиц»[536].

По воспоминаниям народовольца Л.А. Тихомирова, утро 28 мая 1915 г. началось с обычных на первый взгляд патриотических манифестаций. «В Москве пришлось пережить страшные дни, подобных которым я не видел в жизни. Говорю о немецком погроме. До меня доходили очень глухие слухи о недовольстве в народе на потачки немцам, о том, что немцы отравляют колодцы, пуская холерные бациллы. Однако ни о каких разгромах не говорили, т. е. я не слыхал. Утром 28 мая я должен был поехать к глазному врачу… Не успели проехать по Никольской ста шагов, как увидели со стороны Красной Площади толпу с национальными флагами. Впереди бежали мальчишки, десятка четыре, с громкими криками: „Шапки долой“. Патриотические манифестации теперь обычны и привычны. Сняли шапки и остановились, как и все на улице. Толпа тысячи две-три человек со знаменами и несколькими портретами государя с криками „Ура“ прошла мимо нас. Все это были люди довольно молодые, но не мальчики, прилично одетые, по всем признакам фабричные рабочие, т. е. прилично держащиеся и с интеллигентными лицами. Наконец мы могли тронуться, но еще через сотни две шагов завидели новую толпу со знаменами. Мы поторопились свернуть в переулок, но он был так забит другими экипажами, что пришлось остановиться снова, и толпа продефилировала у наших задних колес. Она пела: „Спаси, господи, люди твоя“ и была менее многочисленна. Двинулись дальше, и извозчик сказал мне, что это „по случаю высылки немцев из Москвы“, и видимо, обеспокоился, доедем ли мы до Молчановки. Однако, выбирая наиболее безлюдные улицы, доехали без дальнейших встреч»[537].

По истечении небольшого количества времени «вернулась домой Вера и рассказала, что в Москве идет разгром немцев; она была захвачена толпою на Кузнецком и была невольною свидетельницей разгрома магазина Цинделя. После того стали доходить слухи о все шире развивающемся погроме, который через несколько часов докатился до Арбата. Прибежал какой-то человек на Арбат и говорит взволнованно извозчику, видимо, знакомому: „А знаешь, какая забастовка идет на Кузнецком?“. „Да ну?“. „Верно. Погром во всю“. „А что же сюда, к нам, будут?“. „Теперь там занялись? После придут“. И, действительно, пришли. Послышались крики „Ура“, и долго грохотали издали с Арбата. Мимо нас однажды пробежала небольшая толпа со знаменами и, заворачивая на Молчановку, кричала „Ура“ перед английским консульством, где висит английский флаг. Наша